Московский центр искусств позволил публике полюбоваться на позднего Шагала

22 октября 2002 г.

Выставка живописи Марка Шагала проходит в галерее Московского центра искусств (Неглинная, 14, до 27.10.02).

Событие для нас редкое и значительное. Весть была бы совсем уж сенсационной, если бы речь шла о музейной ретроспективе с показом разных творческих периодов, включая наиболее ценимый знатоками российский. Но экспозиция в МЦИ, хотя и составлена без всякого анализа из поздних работ (рамки 1962–1983 годов нарушают всего три вещи, в том числе дореволюционная «Ферма дедушки»), все равно остается эффектным зрелищем.
Встретиться с подлинниками Шагала у нас особенно негде: главные российские музеи вроде Третьяковки и Русского предпочитают эксплуатировать свои запасы на стороне, то и дело участвуя в зарубежных акциях, а частные коллекционеры вынимать сокровища на свет не торопятся. Некруглый юбилей художника, 115-летие, отмечен несколько однобоко, но все же отмечен.

Мотивы здешних полотен довольно характерны для Шагала: фантасмагорические букеты с влюбленными, библейские сцены, волшебные метаморфозы всяческой бытовухи. Вообще-то он не баловал публику разнообразием сюжетов, зато внутри излюбленных иконографий самовыражался на полную. Не сказать, чтобы Шагал предложил миру какой-то универсальный изобразительный метод, хотя в разное время его считали своим и неопримитивисты, и кубисты, и экспрессионисты, и сюрреалисты. Специально для него Гийом Аполлинер выдумал термин «сюрнатурализм», в науке не прижившийся, зато указавший на художника, которому все прочие окружающие «-измы» пришлись не по размеру.
Пожалуй, главная доблесть Шагала – в создании личной мифологии. В этой сказке, ставшей былью, заика Моисей из черты оседлости становится гениальным Марком, дочка провинциального ювелира Берта Розенфельд – его возлюбленной женой, бесподобной летающей Беллой, а захолустный Витебск – мистическим Градом Божьим, где корова не замычит и мужик не пописает без молчаливого всевышнего благословения.

Составной частью мифа была ностальгия по родине, оставленной навсегда (в начале 70-х, правда, художник наведался в СССР, но в Витебск не поехал: роль следовало отыгрывать до конца). Соответственно, в беседах и письмах он настаивал, что считает себя русским художником, хотя французские искусствоведы и сионистские проповедники никогда не забывали вносить его имя в свои канонические списки. Марк Шагал и подыгрывал всем «узурпаторам» своей репутации, и периодически с ними размежевывался. Делал витражи не только для израильской синагоги, но и для католического собора в Сент-Этьене, иллюстрировал ветхозаветные сюжеты вперемежку с новозаветными, в интернациональных беседах постоянно переходил с идиша на французский, а с французского на русский. О своих убеждениях высказывался так: «Я не хожу в церковь или синагогу. Моя молитва – моя работа». Выбор и теперь остается за зрителем: относиться к этим произведениям с точки зрения какой-нибудь правоверности, хоть иудаистской, хоть искусствоведческой, или же искать в них выражение свободной личности автора, понимаемой как частица Мировой Души.

Выставка появилась в Москве стараниями трех галерей – нью-йоркской «О’Хара» , берлинской «Фолькер Диль» и московской «Айдан» . Двигала ими не столько культуртрегерская, сколько дилерская задача: пристроить шагаловские полотна в хорошие руки по сходной цене, выражаемой когда в десятках, а когда и в сотнях тысяч у. е. А что? Это нигде не дешево, но все же берут: и европейцы берут, и американцы, а японцы – те берут не глядя и потом еще раскланиваются, так с чего бы интеллигентному русскому человеку не заплатить за несколько нормальных картин, когда уже к дверям подтащили и ждут, чтобы наконец забрали?

Не секрет, что для VIP-публики выставка открылась неделей раньше и к моменту демократического вернисажа часть экспонатов была зарезервирована. Искать тут чьи-нибудь происки бесперспективно, поскольку это обычная мировая практика. Более того, существовала высокая вероятность, что выставка вообще окажется недоступна для посетителей с улицы. В конце концов страховщики поддались на уговоры организаторов: до конца недели на Неглинной будут рады всякому зрителю. Есть повод взять на вооружение слова великого художника: «Я – сын рабочего, и меня часто подмывает наследить на сияющем паркете».

Велимир Мойст

Источник: www.gazeta.ru