В Чехии появится музей художника Эгона Шиле

Власти чешского города Чески-Крумлов (Cesky Krumlov) купили дом, где в 1910-1911 годах жил известный австрийский художник Эгон Шиле (Egon Schiele). К весне 2008 года город рассчитывает открыть музей Шиле, сообщило агентство France Presse.

Дом, где жил Шиле, находится в плачевном состоянии, и властям Чески-Крумлова удалось купить его за 140 тысяч евро (3,9 миллиона крон).

За годы, проведенные Шиле в Чески-Крумлове (или Крумау), на родине своей матери, художник успел написать несколько известных видов этого города. Один из них в 2003 году был продан на лондонском аукционе Sotheby's за 21 миллион долларов.Самая дорогая картина Шиле - "Увядшие подсолнухи" - была продана на Christie's за 21,7 миллиона долларов летом 2006 года.

Шиле уехал из Крумлова в 1911 году под давлением местных жителей, которым не нравился ни богемный образ жизни художника, ни то, что он нанимал в качестве моделей местных несовершеннолетних девушек. В 1993 году группа частных лиц создала в Чески-Крумлове художественный центр Эгона Шиле (Egon Schiele art centrum Ceski Krumlov).

В течении его запоздалой юности, эмоции Шиле были направлены к его младшей сестре Герте, которые не обошлись и без кровосмешения. Когда ему было шестнадцать, и ей было двенадцать, они на поезде ездили в Trieste, где проводили ночи в двухместном номере в гостинице. В другом случае, его отец сломал дверь запертой комнаты, чтобы увидеть, что два его ребенка там делают вместе.

В 1906 Эгон Шиле преодолел сопротивление своего опекуна, дяди по матери, и получил место в Школе Изобразительного искусства в Вене, где до этого учился Густав Климт. Там в нем почувствовали проблемного ученика и отправили его в более традиционную Академию искусств. Шиле должным образом сдал вступительный экзамен и ему было в этот момент шестнадцать лет. В следующем году он разыскал своего идола, Климта, и показал ему некоторые из своих рисунков. “В них есть талант?” “Да” - ответил Климт. “Даже слишком много!” Густав Климт любил поощрять более молодых художников, и он сильно помог Эгону Шиле, покупая его рисунки, или предлагая обменять их на некоторых из его собственных, устраивая модели для него и представляя его потенциальным патронам. Он также представил Шиле в цех ремесел связанных с Сецессионом. Эгон Шиле делал случайные работы для них, он сделал проекты для мужской одежды, для женских ботинок, и рисунки для открыток. В 1908 он открыл свою первую выставку, в Klosterneuberg.

В 1909 он оставил Академию искусств, после завершения его третьего года. Он нашел квартиру и организовал там студию. В это время предметом его картин часто становились дети на грани полового созревания, особенно девочки, как вспоминал Paris von Guetersloh, молодой художник, который был современник Шиле, что его студия была наводнена ими: “ Они там спали, укрывались от биений учиняемых родителями или полицией, просто лениво слонялись там целыми днями, расчесывали волосы, чинили одежду и обувь, мылись… подобно животным в клетке, которая удовлетворяет их, они были оставлены на их собственное усмотрение, или во всяком случае им верилось что самостоятельное.”

Уже превосходный рисовальщик, Шиле сделал много рисунков этих юных моделей, некоторые из которых были чрезвычайно эротические. Он, делает это своим доходом снабжая распространителей и коллекционеров порнографии, которых изобиловало в Вене в то время. Шиле был также очарован его собственным телом, и делает огромное количество автопортретов. Но впечатлил он не только самого себя, но и всех с кем входил в контакт. Автор Артур Роесслер, один из его защитников и покровителей, описывал его таким образом: “Даже в присутствии известных людей с экстремальными наклонностями, необычные взгляды Шиле выделились... Он имел высокое, тонкое, податливое тело с узкими плечами, длинными руками и длинными пальцами на костистых руках. Его лицо было загорело, безбородо, и окружалось длинными, темными, непослушными волосами. Его широкий, угловой лоб прорезали горизонтальные линии. Особенности его лица обычно замечались при серьезном, почти грустном выражении, как если бы вызванный болями, которые заставили его плакать внутри.... Его лаконичный стиль говорить афоризмами в сочетании с его взглядом производили впечатление глубокого внутреннего благородства, которое казалось более убедительным, потому что это было очевидно естественно и никоим образом не симулировалось.”

В течение этого периода, и впоследствии, Шиле любил производить впечатление чрезвычайной бедности. Но его утверждения, что в это время, он был фактически в тряпках, имеют разногласия не только с тем, что его современники говорят, но и с его оставшимися фотографиями. Его письма однозначно дают понять, что он страдал от мании преследования - например, он написал в письме от 1910: “Как отвратительно здесь! Каждый завидует мне и сговаривается против меня. Прежние коллеги разглядывают меня злорадными глазами.”

В 1911 Шиле встретил семнадцатилетнюю Уолли Невзила, которая стала жить с ним и послужила моделью для некоторых из его лучших картин. Уолли была уже немного известна тем, что была до этого моделью для Климта, и возможно была одна из любовниц старшего живописца. Шиле и Уолли хотели выйти из клаустрофобии Венской обстановки, и переехали в маленький город Krumau, в котором Шиле имел семейные связи, но были вытеснены неодобрением местных жителей. Они тогда переехали в такой же маленький город Neulengbach, тридцать минут из Вены поездом. Также, как это было в Вене, студия Шиле опять стала сборищем для всех неблагополучных детей окрестности. Его стиль жизни неизбежно пробудил враждебность, и в апреле 1912 он был арестован. Полиция захватила больше чем сотню рисунков, которые они рассмотрели порнографическим, и Шиле был заключен в тюрьму, по обвинению в совращении. На суде обвинения в похищении и совращении были отклонены, но художник был признан виновным в показе эротических рисунков в месте, доступном для детей. Поскольку двадцать один день он уже провел в заключении, это было принято во внимание, и он был приговорен только заключению на три дня. Хотя судья счел обязательным для себя лично сжечь один из рисунков Шиле перед собравшейся толпой, он был очень рад так легко отделаться. В то время, как он был в тюрьме, он нарисовал ряд автопортретов, подписанных саможалостливыми фразами: “я не чувствую себя наказанным; только очищенным”; “ограничить художника - преступление. Это должно убить прорастающую жизнь.” Neulengbach дело не имело никакого эффекта на его карьеру, и очевидно не отразилось на его характере.

В 1912 он был приглашен показать свои работы на Sonderbund выставке в Кельне, и он познакомился с важным дилером Хансом Гольцем в Мюнхене. Их отношения были постоянной борьбой за цены на картины, Шиле который всегда требовал самые большие гонорары за свои работы. Тем временем он хвастливо писал матери, в марте 1913: “Все красивые и благородные качества были объединены во мне ..., я буду плод, который оставит вечную жизнь позади даже после ее распада. Насколько большой должен быть ваша радость, поэтому вы родили меня.” Самовлюбленность Шиле, эксгбиционизм и мания преследования могут весь быть обнаружены в эмблеме, которую он нарисовал для его первой индивидуальной выставки в Вене, проходившей в галерее Арно в самом начале 1915, в котором он изобразил себя как Cвятого Себастьяна. Год 1915 стал поворотным пунктом в жизни Шиле. В этом году он встретил двух девочек среднего возраста, которые жили напротив его студии. Эдит и Адель был дочери слесаря, владельца мастерской. Шиле привязался к им обоим, но в конечном счете остановился на Эдит; к апрелю 1915 он был очень увлечен ею, и Уолли Невзил была довольно равнодушно уволена. Последняя встреча Шиле к Уолли имела место в их местном кафе Eichberger, где они играл в бильярд почти каждый день. Он вручил ей письмо, в котором он предложил, чтобы, несмотря на их разделение, они брали отпуск вместе каждое лето - без Эдит. Не удивительно, что Уолли отказалась. Она присоединилась к Красному Кресту как медсестра и умерла от скарлатины в военной больнице около Раскола в Далмации как раз перед Рождеством 1917. Шиле и Эдит стали супругами, несмотря на протесты ее семейства, в июне 1915. Мать Шиле к тому времени уже умерла.

Через четыре дня после свадьбы Шиле был призван в армию. По сравнению с большинством его современников, он легко пережил войну. Он был передан отделению, транспортирующему Российских военнопленных к и из Вены, и позже стал клерком в тюремном лагере для Российских офицеров в нижней Австрии. Наконец, в январе 1917, он был переброшен в Вену непосредственно, чтобы работать для “Имперской и Королевской Комиссии для Армии в Области” - склад, который снабжал продовольствием, спиртными напитками, табаком и другими продуктами Австрийскую армию. В стране, где продовольствие все более и более дорожало, это было привилегированное место.

Армейская служба для Шиле не останавливала роста его популярности – о нем теперь говорили как о ведущем Австрийском художнике молодого поколения, и попросили принять участие на поддержанной правительством выставке в Стокгольме, и Копенгагене намереваясь улучшить образ Австрии в нейтральных Скандинавских странах. В 1918 он был приглашен быть главным участником на 49-ой выставке Сецессиона. Для этого он нарисовал проект эмблемы, напоминающей Тайную Вечерню, с его собственным портретом вместо Христа. Несмотря на войну, показ вызвал настоящий триумф. Цены за рисунки Шиле росли, и ему предлагали много портретов. Он и Эдит переехали в новый великолепный дом-студию. Но их удовольствия в нем были кратки. 19 октября 1918 Эдит, которая была беременна, заболела гриппом, тогда свирепствовавшим в Европе. 28 октября она умерла. Шиле, который, кажется никогда не написал ей настоящего любовного письма и который посреди ее болезни написал достаточно холодное письмо её матери, что, вероятно, она не останется жива, был опустошен потерей. Почти немедленно он слег с той же самой болезнью, и умер 31 октября, тремя днями после своей жены.

Источник: lenta.ru, staratel.com