Капризы и затеи Рококо

Родина стиля рококо — Франция XVIII века. Здесь он достиг своего расцвета и последовательного развития, хотя и за ее пределами получил большое распространение, в первую очередь в искусстве Германии, Австрии и отчасти Италии, Англии.

Cвоим названием новый стиль обязан французскому слову «рокайль», обозначающему стилизованное украшение из раковины, которое стало излюбленным мотивом многих художественных творений того времени.

В культуре Франции это эпоха особая и оценивается искусствоведами в системе разнонаправленных составляющих, порой весьма парадоксальных. Так, в одном столетии сосуществовали героический классицизм, бравурное барокко и появившийся в атмосфере легкомысленных праздников, маскарадов, фривольности королевского двора недолговечный стиль рококо.

«ДАВАЙТЕ ЖИЗНИЮ ИГРАТЬ!»
Рождение рококо относится к 20-м годам XVIII века. Этот стиль становится самым модным и распространенным в искусстве; он подчиняет все нормы и формы жизни французской аристократии, причудливо соединяя в себе гедонизм, эротику, пренебрежение ко всему разумному, и главное — претворяется в необыкновенно утонченную художественную культуру. Стиль рококо служил обществу, отгороженному от политических коллизий эпохи, чуждому шумной «суете» социальной жизни. Его высшим стремлением стал рафинированный эстетизм, доступный немногим.

Блестяще сформулировал настроения того времени знаменитый автор «Poe€sies e€rotiques», французский поэт Парни:
Давайте петь и веселиться,
Давайте жизнию играть;
Пусть чернь слепая суетится,
Не нам безумной подражать!
Так восторжествовал крохотный эгоистический мирок человека, попирающего идеи долга и государства.

Несомненно, появление этого болезненно-хрупкого галантного искусства связано с духовным кризисом абсолютистской власти во Франции, утопавшей в пороках и беспечной отрешенности от наскучившей реальности. Недовольство французским обществом этого времени звучит в «Персидских письмах» Шарля Монтескье, в насмешках Вольтера, в обвинениях Жан-Жака Руссо. Лучшие умы столетия бросали в лицо своим современникам упреки в безнравственности, испорченности, порицали аристократических бездельников, писали об эгоизме и вседозволенности.
Но была и другая сторона этой культуры. Не в силах найти положительные идеалы, она проповедовала отрицание, дерзкий анархизм и независимость воображения, разрывающего все привычные рамки. Потому жизнь, ее эстетика становились своеобразной игрой, театром, подчас жестоким фарсом, но игрой изощренной, полной блистательного остроумия. Отчасти это была и полемика с жесткими правилами академической традиции.

Искусство рококо формировалось под большим влиянием аристократических заказчиков. Но не стоит думать, что лучшие художники Франции становились ее абсолютными апологетами. Живопись Антуана Ватто, Оноре Фрагонара, скульптура Этьена Мориса Фальконе тесно соприкасались с этим стилем. Однако содержание их искусства было сложнее, глубже и своим образным строем вырывалось за границы узких эстетических норм рококо — его настроений, жанров, мотивов, хотя стилистически во многом соответствовало его приемам.

Наиболее последовательным выразителем программы рококо стал Франсуа Буше, художник элегантной фривольности. Виртуоз рисунка, одаренный чувством колорита и композиционной изобретательностью, он обращался к пряной эротике будуара, изображал кокетливую наготу. Буше писал главным образом откровенно чувственные сюжеты — «Триумф Венеры», «Туалет Венеры», «Венера с амуром», «Купание Дианы», выражавшие наслаждение жизнью и роскошью. Почти то же самое на свой лад утверждал и маркиз де Сад, теоретик самых изощренных наслаждений плоти.

ЛУГ НАД ПРОПАСТЬЮ
Ватто, один из лучших мастеров в истории французского искусства, используя лексику рококо, создавал иное. Его меланхолические элегии, построенные на тончайших оттенках настроения, хрупкие, иногда насмешливые герои рождали чувство зыбкого мечтательного состояния, грусти и едва уловимой тревоги. Ватто был наделен исключительным даром: его мерцающие, струящиеся, переливающиеся друг в друга краски порождали настроение изменчивости, часто ирреальности сцены. Если внимательно разглядывать небольшие полотна Ватто, можно заметить, как свет разбивается на сотни вибрирующих бликов и рефлексов. Так рождалась некая живописная феерия, превращающая галантные сцены художника в изумительные миражи.

Рококо — это не только произведения искусства. Это стиль жизни: эпоха напудренных париков знатных дам и галантных, но дерзких кавалеров, прихотливые манеры и презрение к приличиям, наконец, образ мыслей высших слоев французского общества первой четверти и середины XVIII века. Жизнь этого времени превращалась в утонченный маскарад, в «сады любви», о которых граф де Сегюр писал: «Без сожаления о прошедшем, без опасения за будущее мы весело шли по цветущему лугу, под которым скрывалась пропасть...»

Так ощущал себя человек этого времени. Его жизнь — это некое нагромождение быстротечных мигов, поглощаемых роковым жерлом небытия. Перед ним всегда витал призрак гибельной пустоты, хотя безусловная программа рококо утверждала жизнерадостную стихию бесконечного праздника и беззаботного наслаждения.
Этой демонстративной легкости стиля более соответствовали яркие, ликующие импровизации Фрагонара, в которых всегда безраздельно царили восхитительная Венера и изящная пастораль.

Формула искусства рококо — не только стихия упоительного наслаждения и игры фантазии, часто пронизанной иллюзорностью, иронией, отрицающими все серьезное в жизни. Одновременно интеллектуальный скепсис рококо трансформировался в независимость мысли, в художественный эксперимент и утверждение удовольствия как главной стороны жизни. При этом интимное, камерное, личное затмевало пафос героического и величественного, торжествовавший не столь давно в культуре классицизма. Все это теперь кажется пресным и старомодным.

КУЛЬТ ДЕТАЛИ
Особенно наглядно новые вкусы демонстрировало прикладное искусство и интерьеры стиля рококо. Изящные костюмы аристократов, мебель с инкрустацией, посуда, фарфор, просто бытовые безделицы не только обретали причудливые формы, изобретательные украшения, но и сами превращались в украшение будуара. Хрустальные люстры дополняли впечатление праздника. Тогда появились и новые виды мебели с гнутыми ножками: канапе и шезлонг. Расточительная роскошь, феерическое разнообразие мотивов, тяга к экзотике — все должно было уводить от материального, обыденного, ограниченного реального мира.

При этом мастер-мебельщик, создавая извилистые изгибы своего столика, не забывал превратить его в максимально удобный предмет. Он мог служить и небольшим мольбертом, и просто по назначению — за ним можно было писать и читать, не вставая с постели. Новые типы изящной мебели, отвечающей всем обиходным надобностям и капризам, появились именно тогда и до сих пор не исчезают из репертуара современных мастеров. Все, что окружало человека, при этом окрашивалось беспечным настроением, обретало легкие, светлые, игривые тона.

Камины, бронза, фарфор, статуэтки, платья создавались с помощью игры сложных изогнутых линий и бесконечных арабесок. Главными мотивами становились цветочные гирлянды, фигурки амуров, ажурные орнаменты. Игривые, иногда насмешливые, дразнящие — они служили для услады глаз. Так рождался культ изящной детали, любование малой формой. Искусство стало сближаться с бытом, его особенностью стала не героическая исключительность, а обычная человеческая норма. В этом, как ни странно, большая заслуга рококо. Кроме того, все предметы изумляли необычайно высоким мастерством исполнения.

В искусстве малых форм на художественной сцене появляются новые фигуры, создатели прелестных нимф и нежных амуров, чьи работы завоевывают необычайную популярность публики. Но превосходит всех поразительно многогранный и неожиданный в поворотах своей судьбы Фальконе. Интимная лирика, юмор, артистизм исполнения превращают его «Грозящих амуров» и «Купальщиц» в незаурядные творения стиля. Их можно увидеть теперь не только в музеях Франции, но и в Эрмитаже, в Музее изобразительных искусств им. А.С. Пушкина.

Ему принадлежат целые серии детских фигурок, воспроизводившиеся тогда большими тиражами в бисквите (неглазурованный матовый белый фарфор). Однако Фальконе не ограничился, как известно, подобными работами. Его дерзкие эксперименты увели его в дальнейшем от рококо в сторону масштабной, монументальной скульптуры, апофеозом которой стал петербургский «Медный всадник».

Фарфор и статуэтки в стиле рококо, изготовленные в скульптурной мастерской при Севрской фарфоровой мануфактуре, создавали также и другие мастера.
Шаловливые «Амуры, борющиеся за сердце» из собрания ГМИИ — типичная работа Жана Батиста Пигаля. Пленительная и нежная «Речная нимфа» из терракоты принадлежит Клоду Мишелю Клодиону. Такие грациозные, прелестные, услаждающие глаз безделушки во множестве заполняли интерьеры домов французских аристократов. Мифологические темы были лишь поводом запечатлеть пикантную наготу изящной красавицы или забавную эротическую сценку. Все они ориентировались на потребности частного человека, эстетизацию его быта и создание особой эротической атмосферы будуара.